с 10:00 до 22:00
Ежедневно
г.Москва м.Павелецкая,
ул.Зацепский вал, д.5
с 10:00 до 22:00
Ежедневно
г.Москва м.Павелецкая,
ул.Зацепский вал, д.5
Супервизия – сложный процесс обмена опытом и развития профессиональных способностей пси-практика. Супервизирующийся специалист приходит на супервизию с вопрошанием – он хочет приобрести знание, получить рекомендации как работать с пациентом, глубже разобраться и понять происходящее в терапии, узнать прогноз относительно дальнейшей работы.
В индивидуальной супервизии есть супервизор (источник знания) и есть супервизант (вопрошающий, ищущий знания). В этом раскладе метафорически супервизия переживается как оракул, хождение к оракулу.
Также как и индивидуальная супервизия, групповая предполагает поиск ответов на некие вопросы, вопрошание супервизанта. Поскольку в групповом процессе участвует несколько участников, мы побуждаемы к созданию большого количества версий по поводу того, что бы это значило. Мы находимся в круговороте постоянного поиска. Можно сказать, мы на перекрестке дискурсивных потоков.
Это усложняет супервизионный процесс и получение четкого ответа на запрос супервизанта. К групповой супервизии уже не подходит метафора оракула, скорее, мы сталкиваемся с системой постоянно раскрывающихся зеркал, которые отражают тот или иной аспект реальности клинического случая и происходящего в терапии, а все вместе это складывается в причудливую мозаику.
Как, в таком случае, мы получаем знание на групповой супервизии.
Супервизия в группе светит как бы отраженным светом, докладчик приносит материал сессий работы с пациентом – а группа воспринимает этот материал, и каждый участник располагает его по-своему в своем мире, при этом ухватив какую-то часть, грань. Потом мы раскладываем все ощущения и восприятия в общую картину, пытаясь получить целостный образ или представление, насколько это возможно. В этом перекрестье мы получаем не однозначные ответы, иногда даже противоречащие друг другу, а иногда дополняющие один другого.
Т.е. мы попадаем в ситуацию относительного знания. Но при этом у нас больше шансов попасть в зазеркалье, - обнаружить отблески глубинного бессознательного. Ведь когда все ясно и разложено по полочкам, мы не располагаем таким шансом, т.к. находимся в рамках заранее заданных рациональных смыслов, т.е. уже известного до опыта.
В работе супервизионной группы мы стремимся не только и не столько быть хорошо оснащенными методологически, но и развивать способность двигаться мыслью в поле неизвестного, сокрытого, противоречивого, выходящего из-под контроля обычной логики. Из всего этого материала и строит свой психотерапевтический фундамент пси-практик.
В своей работе мы располагаем весьма обширной теорией, точнее, не одной теорией, целым арсеналом теоретических подходов и объяснительных смыслов. Для краткости я буду просто использовать термин теория.
Теоретическое знание дает нам очень много, мы опираемся на него в своей работе. Но не только функциональный и прагматический аспект важен для нас в теории. Есть еще и волнующий нас аспект, ведь у каждого специалиста психолога есть свои излюбленные теории и подходы. Теория – это то, о чем нужно думать, перечитывать, рефлексировать, это может еще и доставлять нам удовольствие, дарить вдохновение и новые смыслы, расширять горизонты в переживании мира и самих себя, раскрывать нам важные базовые метафоры.
Но помимо информации и вдохновения теоретическое знание располагает еще и такими возможностями, как непредсказуемость и свобода. Эта сторона теоретического знания относится к использованию и прибеганию к теории на сессии в работе с пациентом.
На сессии теория дает нам импульс, определенный взгляд, ракурс, возможность выстроить новую терапевтическую мизансцену, привнести нечто новое, важное. А во что это будет развиваться далее – мы никогда не знаем. Как это раскроется в мире пациента, в его жизни. Это всегда вопрос.
Нам кажется, что автор теории все уже сказал, все описал, разложил по полочкам, но в реальной психотерапевтической ситуации мы переводим это теоретическое знание в жизнь, в реальность. С чем мы столкнемся? С какими взрывами и трансформациями. А может быть и ни с чем, такое тоже возможно.
Мы словно соавторы начинаем организовывать эту теорию таким образом, чтобы это знание стало важным для пациента, чтобы оно вошло в его жизнь, изменив ее, наполнив жизнь новым светом и смыслом, укрепив его символический капитал.
Нам важно помнить, что для нас это теория, а пациенту с этим жить.
Из какой-то одной теории может произрасти множество разных и не похожих друг на друга ростков, порождающих новую жизнь. Но это при условии, что мы бережно и правильно обращаемся с теоретической базой («правильно» в смысле без кавалерийских набегов и лобовых атак).
Чтобы то, о чем идет речь, более явственно прозвучало, мы можем помыслить его в базовых метафорах психоанализа – «реконструкции» и «конструкции».
Если говорить о теоретическом знании, конкретной теории, в ней есть как бы две составляющие – известная часть, воспринимаемая и видимая на поверхности, а есть неизвестная, темная сторона – то, что раскрывается постфактум, когда мы приводим ее в действие, находясь в непосредственном контакте с пациентом.
В этих метафорах явную, манифестную, так сказать, часть знания мы соотносим с реконструкцией, скрытую, латентную – с конструкцией.
Реконструкция предполагает движение в поле, с заранее известным объемом знаний или предполагаемо известным объемом знаний, фактов, и наша задача их только раскрыть, подойти к ним. Мы как бы знаем, что ищем, и его и находим. Своими интерпретациями мы приближаемся к решению этой задачи. Это движение поезда с заранее известным маршрутом.
Совсем иначе дело обстоит с конструкцией. Здесь мы не знаем вовсе, что ищем. Мы что-то видим, что-то чувствуем, пытаемся связывать, анализировать, но оно никак не складывается во что-то осязаемое, не склоняется к какому-либо теоретическому концепту, методологически освоенному в нашей практике. В такой момент использование какой-либо теории можно рассматривать как то, что мы бросаем шар в полную неизвестность, в черную дыру. Наш поезд либо сбился с пути, либо движется в неизвестном направлении.
Но как раз эта часть теоретического знания, темная и неизведанная, и содержит дополнительный его потенциал, то, с чем и связана конструкция. Тогда наша задача не найти «что-то» (распутать, вспомнить, расшифровать, дешифровать, возвратив вытесненное, обнаружив иную сцену в «здесь и сейчас»), а это «что-то» должно родиться, его еще попросту и нет. Т.е. мы не воспроизводим, а производим, можно и так сформулировать этот сложный процесс.
Итак, теория – некий базис, «отче наш», печка, от которой мы отталкиваемся, где-то пытаясь ее дешифровать, распознать сокрытые в ней смыслы, чтобы направить движение мысли в терапевтической ситуации, где-то улавливая импульсы для рождения чего-то нового в сессии.
Групповая супервизия открывает для нас проблему многозначности, вариативности высказывания психотерапевта. На материал пациента в сессии может приходиться множество подходящих, верных, тонких, уместных обоснований и гипотез. Особенно ярко мы это ощущаем и переживаем в работе с клиническим случаем на супервизионной группе, понятно почему.
Перед нами всегда стоит вопрос эпистемологии – как мы получаем знание и как понимаем, что знаем? Любой специалист пси-практик, особенно опытный, знает, что помимо того, что сообщает пациент имеется много того, что он скрывает на сессии, либо не считает нужным говорить, либо сам себе даже никогда не признается, а может и не понимать, и не знать чего-то важного в себе.
Возможно, пациент что-то ищет, пытается понять, сконструировать, возможно, хочет актуализировать какие-то новые вопросы для себя, открыть себя неизвестного.
Какое великое множество вариаций. В этой истории просто знание теорий нас не спасает, здесь мы опираемся на какой-то другой материал в самих себе, в чем-то действуя по наитию, открывая и в себе нечто новое, интуитивно настраивая свое восприятие на волны пациента. Мы становимся чувствительными радарами.
Есть маячок, который поможет нам двигаться в этом туманном пространстве и сохранять чувство направленности движения.
Мы задаемся вопросом, совершая интервенцию в адрес пациента, конструируя свое высказывание, зачем я это делаю? Еще интереснее этот поиск разворачивается, когда мы задаемся вопросом – как я это делаю? Если нам удается проникнуться подобным вопрошанием, эти вопросы уведут нас вглубь ситуации, к неким важным схемам, живущим на глубинном уровне в нас. Тогда для нас начинают звучать как реальные такие концепты как «перенос» и «контрперенос», и перед нами может приоткрываться занавес бессознательных фантазий.
Мы открываем для себя понимание многозначности и сложности стоящих перед нами задач, а также понимание, что нет одного ключа ко всем дверям, к каждой должен быть свой ключ.
Групповая супервизия подталкивает нас к этой непростой, но интересной работе.
